Джазовый музыкант, авторитетный педагог по вокалу Елена Захарова – о своей профессии, универсальности артиста и будущем Театра эстрады.

Будущих и настоящих артистов эстрады Екатеринбурга воспитывает Елена Захарова, Лауреат Губернаторской премии, Лауреат театральной премии «Браво». Вот уже пять лет под ее руководством творит уникальный коллектив Уральского государственного театра эстрады «Арт-студия». В преддверии дня рождения Елена Николаевна рассказала в интервью, почему отрицает догмы в педагогике, любит критику и что просит у Вселенной.

– Среди вокалистов и профессиональных музыкантов в городе вы – почитаемый человек, вы – педагог, которого любят и боятся. Был ли у вас учитель, перед которым испытывали трепет?

– Если оглянуться назад – я занималась художественной гимнастикой, фигурным катанием, музыкой, английским языком, и я не могу вспомнить, чтобы у меня был педагог, который являлся бы для меня примером. Но от каждого я что-то брала. У меня никогда не было преподавателя по вокалу. Я так мечтала об этом, но ничего не делала для того, чтобы это осуществилось. Я мучилась в одиночку, докапывалась до всего сама. Может быть, поэтому у меня и возникла система, которая приносит такие плоды. Все, что я даю, я пропустила через себя, мне никто не говорил, что это догма. Я поняла, что в педагогике догмы неверны. Почему люди не могут научиться у одного преподавателя, но с другим у них все получается? Есть такая категория педагогов, которые повторяют формальные, где-то услышанные ранее, фразы. На собственном опыте они это не испытали. Оттого и пробуксовка в обучении. Я учу так, как мне бы хотелось, чтобы учили меня.

– Спортивная закалка помогла вам в музыке?

– В музыке мне все давалось легко. Я очень мало занималась на фортепьяно: достаточно было пятнадцать минут поиграть перед уроком, и педагог считала, что я подготовилась. А в спорте я очень многого именно добивалась, было сложно – в той же художественной гимнастике. Я помню, когда у меня что-то не получалось, перекидной переворот, например, я отрабатывала этот элемент до тех пор, пока не получится. В фигурном катании также – требовалось упорство. А в музыке нет. Уже потом я поняла, что есть методика, как достичь всего с помощью трудолюбия, – полюби то, что делаешь, и все у тебя будет хорошо. Музыку я любила с детства. Это то, чем я могла заниматься часами. Много снимала с пластинок, постоянно училась.

– Мечтали о том, чем сейчас занимаетесь?

– Руководителем быть никогда не хотела. Мне когда-то сказали, что по нумерологии в сложении цифр у меня есть число «11», а это люди, избегающие педагогических профессий. Однако если они принимают эту идею, то становятся хорошими педагогами, руководителями. Я никогда не стремилась нести ответственность за других – это же так много проблем! Я стала преподавать только потому, что не я, а люди увидели во мне педагога. И сейчас мой педагогический стаж составляет уже 40 лет.

– Из них последние пять – это ваше руководство «Арт-студией» Театра эстрады, которая совсем недавно отметила юбилей. С какого момента идет отсчет рождения студии? Какие изменения произошли за это время?

– Второго ноября 2010 года состоялось первое выступление Арт-студии с оркестром Николая Баранова. За пять лет проделана огромная работа. В первый год было мало концертов, и мы практически все время репетировали и занимались вокалом. А сейчас у нас расширился репертуар, и в несколько раз увеличилось количество выступлений, поэтому находить время на подготовку новой программы нам стало гораздо сложнее.

– Артист-универсал сегодня – это необходимость, требование времени или же невозможность быть профессионалом в одной конкретной сфере?

– Когда человек работает в разных направлениях, он обогащается. Конечно, у каждого есть приоритетная музыка, но иногда надо выйти из состояния комфорта, зайти в другое состояние, а потом вернуться уже обогащенным. И если мы говорим про направления эстрадного искусства – будь то хореография, актерское мастерство или вокал, – то это требование времени, этим надо было заниматься еще вчера, потому что мы очень отстаем от мировых стандартов. За рубежом нет постоянных стационарных коллективов, как наш, например. Там всех набирают под проекты, и артисты работают по контракту. Нас иногда сравнивают с Хором Турецкого, но у них нет актерских постановок, ну, может, пританцовывают чуть-чуть. Пожалуй, мы единственные в своем роде.

– В Екатеринбурге нет ни одного высшего учебного заведения, выпускающего артистов эстрады. Ощущаете недостаток профессионалов в этой специальности?

– Если из нашей труппы кто-то уходит, найти равноценного человека очень трудно. Если взять слабого человека, коллектив сразу же просядет, даже если всего лишь один не делает так, как все. Отсутствие такого ВУЗа – очень большая проблема, но никто над этим не работает. У нас в городе, наверное, есть проблемы поважнее.

– Театр эстрады позиционирует себя как театр хорошего настроения. В чем залог хорошего спектакля? Ведь хороший спектакль для руководителя, артиста и зрителя – это не общая формула успеха.

– Залог успешного и залог хорошего спектакля – разные вещи. Для того чтобы проект был успешным, нужно учитывать мнение зрителей и их желание. Как правило, люди очень любят комедии, но нельзя отталкиваться только от этого. Нужно найти компромисс, баланс между интересами зрителя и интересами артиста. И не забывать о лозунге: «Развлекая – поучай». У Театра эстрады есть проблема – он не состоялся как театр за двадцать лет своего существования. С приходом директора Максима Лебедева, который соглашается на различные шоу, постановки и мюзиклы, слово «театр» уже оправдывает себя – мы перестали ассоциироваться с концертной организацией. Многие приходят в наш театр впервые, порой даже не зная ранее о его существовании. Если мы даем два спектакля подряд, то, как правило, во второй день спектакль собирает аншлаг – хорошо работает сарафанное радио. Люди привыкли ходить в Театр драмы или Театр музыкальной комедии, а мы своего зрителя еще ищем. Мне бы хотелось думать, что наша аудитория – это открытые ко всему новому молодые люди от 20 до 40 лет, любящие эстраду, джаз.

– Постановки, в которых Арт-студия принимает участие, в основном имеют позитивное содержание, минимум драмы и трагедии. Достаточно ли этого для зрителя и для полноценного развития артиста? Почему не выходят постановки с проблемным, социально-значимым содержанием?

– О драме и говорить нечего. За такое я точно не возьмусь. Для того чтобы сделать драму, должны быть настоящие актеры, а у нас больше песенный жанр. Мы стараемся уйти от концертной формы, от дивертисментов, хотим, чтобы это были связанные программы с индивидуальными концепциями номеров. Самая главная проблема – у нас нет режиссера: у Дмитрия Зимина, который с нами работал, больше нет времени и сил на два театра, а без режиссера я ничего ставить не могу. Я могу заниматься только музыкой, а режиссурой я не владею. Нам остро нужен режиссер – это мое очень большое желание для Вселенной.

– Артист вашей студии – какой это человек, чем он примечателен?

– Без сомнений все талантливые, с хорошими голосами. Добрые. Умеют принимать критику и вовремя сказать – да, я был неправ. Те люди, которые не признавали своих ошибок и мои замечания воспринимали как личные придирки – они не стали работать в коллективе.

– Что вам важно увидеть в музыканте, чтобы пригласить его работать с вами? Внутреннее ощущение – «да, хочу взять этого человека в свой коллектив»?

– Нет, я не обладаю такой способностью, не чувствую. Первое время в коллектив набирала людей я или Максим Борисович, сейчас это уже коллегиальное решение. Если я сомневаюсь, то, в основном, доверяю ребятам, спрашиваю у них – «как думаете, будет ли этот человек у нас работать?». Если получаю ответ – «да, мне он нравится, он пойдет, он наш», тогда я успокаиваюсь.

– Какое отношение сложилось у вас к ребятам за эти годы?

– Это такой калейдоскоп, коктейль, микс отношений. В какой-то момент я вижу, что они как дети. А иногда они такие вещи вдруг высказывают, что думаешь – господи, ну, это же коллеги уже! Ребята говорят, что «мы – семья», но я бы не хотела сравнивать наши взаимоотношения с семейными. Стараюсь близко к себе не подпускать, так лучше для работы. Для меня Арт-студия – это крепкий коллектив, команда.

– Почему именно 10-11 человек? Это оптимальное число участников, с которыми можно продуктивно работать?

– Когда я создавала коллектив, я знала, что будет текучка – ведь люди молодые. Я очень боялась делать квартет или квинтет, потому как, если человек уходит, то потом очень долго приходится искать ему замену. А если взять хотя бы восемь человек, то на каждую партию будет по два голоса, и хотя бы какой-то период можно выступать без ущерба. Только из этих соображений мне нужно было столько человек.

– Есть ли в коллективе лидер?

– Да, это Ирина Макарова, и все это признают. Ирина умница, она не играет в звезду. Когда люди талантливы – они необычайно скромны, потому что по-настоящему талантливый человек понимает, насколько он мало сделал. Ему бог еще дает большое понимание. У Иры бывают такие парализующие выступления, когда она делает все идеально, но возникает страх, что этого больше не повторится. Кто-то не боится этого и остается с короной на голове, а потом произведение даже близко не подходит к тому уровню, который человек однажды показал, а корона-то остается. Ирина же относится к разряду таких людей, кто понимает, что свой уровень нужно доказывать каждый день.

– Видите ли вы в коллективе конкуренцию, желание быть лучшим среди лучших?

– Я вижу, как они борются с собой. Они очень чутко реагируют, когда у кого-то из них что-то хорошо получается. Если у одного человека создается шикарный номер, это всех сразу же так вдохновляет. Для них это мотивация к дальнейшей работе. Я ни разу не видела в адрес кого-то злобного взгляда, я видела напряжение – усиленное внимание, когда вдруг человек начинает заинтересовывать. Вот он был, допустим, третий справа и вдруг становится первым. Он получает сольную вещь, начинается трудиться и делает классный номер. В тот же момент другие пересматривают свое отношение к работе и начинают пахать. Напряжение присутствует, и это нормально.

– Знаю, что вы очень внимательно и требовательно относитесь к вокалистам и иногда можете сказать, что «это невозможно слушать!». Приходится ли произносить эту фразу в процессе работы с Арт-студией?

– Иногда я просто утрирую. Потому что «невозможно слушать» можно понимать по-разному. То, что для меня невозможно слушать в их исполнении, другие слушают с удовольствием. Но, на мой взгляд, допускать серьезные ошибки – недостойно артистов театра.

– Где грань между «пожалеть себя» и «вовремя сделать перерыв»?

– У каждого – своя грань. В основном этим я и занимаюсь – переношу ее немножко подальше, потому что, как правило, люди очень жалеют себя, ленятся и хотят отдохнуть, а на самом деле у них еще дай бог сколько сил. Я это вижу. И если на репетиции атмосфера без энергии, тогда надо немного друг от друга отдохнуть, обязательно выдохнуть.

– То, что ваша студия не имеет определенного названия, как, например, коллективы Театра эстрады «Солнцеворот», «Апельсин» – это нежелание ставить рамки или то, что студия под руководством Елены Захаровой – это уже звучит как бренд и больше ничего не нужно?

– Мы долго не могли придумать название, и потом решили – пусть будет «Арт-студия». Мне очень нравится слово «студия», потому что оно подразумевает обучение. Это творческое место, где артисты развиваются в стадии эксперимента. Мы все любим учиться, и я в том числе. А после мы просто подставили «Елены Захаровой».

– Какую миссию несет «Арт-студия»?

– Делиться своим опытом – музыкальным, человеческим. Проживая песню, человек тоже делится своим опытом. Но для того, чтобы ее прожить, нужно сначала накопить энергию, уметь отдаться музыке, правильно трактовать смысл песни. Этот год я пытаюсь донести мысль, что мы себе уже не принадлежим, мы обязаны работать, вести за собой, мы должны показывать хороший вкус, хороший уровень исполнения. Мы несем очень большую ответственность перед зрителями, которые пришли в зал, и перед молодыми вокалистами, которые хотят двигаться дальше. Мы должны показывать пример.

– Как вам удается всегда так спокойно и уверенно выглядеть? Будь то премьера спектакля или экзамен ваших учеников. Внешний вид соответствует внутреннему состоянию или же нет?

– Хорошо, если я так выгляжу. На экзаменах я стала более спокойной. А что касается спектаклей, особенно премьер – у меня возникает паническое чувство страха – как примут, состоится проект или нет? Даже после первого показа я не могу понять, хорошо ли это было. Спектакль «В джазе только девушки» нравился всем, а мне все время казалось, что это очень плохо, именно актерски плохо. И только через два года работы над ним я могла расслабиться во время спектакля. Иногда я даже специально ухожу, чтобы не нервировать ребят – помочь уже не могу, а мешать не хочу. Во время выступлений я всегда стараюсь их поддерживать. Если я знаю, что будет номер, и человек боится взять какую-то ноту, я в этот момент пытаюсь ему помочь, пою вместе с ним. Кто-то меня не чувствует, а кто-то подцепляется энергетически, расслабляется и идет спокойно дальше.

– Как известно, ничего не делай, будь никем и тебя не будут критиковать. Когда начинаешь что-то делать – найдется критик. Когда делаешь уже достойно и на высоком уровне – появляются те, кто будет льстить. Как определять истину?

– Я люблю слушать плохое, потому что больше боюсь замыленного глаза. И мне даже наоборот страшно, когда хвалят. Если тебе говорят о твоих ошибках – это хороший повод позаниматься еще. А лесть, конечно, всегда чувствуется, это неприятно. Знаете, когда перебор сладкого, такой приторный привкус. Хотя, когда подходит человек, глаза его горят, и он абсолютно искренне хвалит и благодарит, значит, то, что делают ребята, отозвалось в его душе. Очень трудно объективно оценивать самого себя, со стороны виднее.

– А Вы хвалите ребят за хорошую работу или считаете, что лучше недохвалить?

– Сейчас чаще хвалю. Есть за что. Я стараюсь придерживаться такого принципа: если ты выложился – ты не можешь не получить за это положительных отзывов. Хотя многие хотят, чтобы их похвалили и поддержали, даже если они не сделали так, как надо.

– Что самое сложное в работе руководителя, педагога?

– Человеческий фактор. Сложно работать с человеческой психикой, наладить контакт. С разными людьми приходится взаимодействовать – с избалованными, самоуверенными, категоричными. И когда человек попадает в другое общество, где ценности, отличные от его, всем приходится тяжело.

– Нельзя сказать, что творческая профессия – это опора под ногами. Она неустойчива, нестабильна. Как выстоять?

– Тут, наверное, нет одного рецепта, у каждого – свой. Хорошо, когда тебя поддерживают друзья и семья. Но мне кажется, я сама выкарабкиваюсь. Мне нравится выражение: «начни с себя». Проблемы начинаются тогда, когда ты думаешь, что мир к тебе несправедлив, что ты сделал больше, а получил меньше. Если у тебя что-то пошло не так, виноват только ты. У меня такая формула: я говорю себе, значит, я еще недостойна, еще мало сделала, – и жить сразу как-то интереснее, спокойнее. Я знаю, что надо работать, и все.

– А за что вы любите свою работу?

– Она делает меня счастливой. За это и люблю. Каждый день я бегу на работу, потому что жду какого-то чуда, и иногда оно происходит.

– Арт-студия через пять лет – какая?

– Мне бы хотелось, чтобы мы шли в сторону крупной формы, к мюзиклам. Но не забывали и про концертные номера. Хочется работать с хорошей драматургией, чтобы обязательно был проект, где можно играть уже по-актерски. Главное – творчество. Важно выйти за рамки нашего города, нашего театра: поехать на хороший конкурс и показать свою работу в столице, чтобы попасть в другой срез и понять – мы хорошо работаем или вообще еще ничего не умеем – ведь это все относительно.

Автор: Ксения Чадова