– Как так?! Разве можно совсем не реагировать на мнение публики?

– Можно.

– Даже когда хвалят? Неужели никаких приятных чувств не испытываешь?

– Кто хвалит? Самая главная похвала и самое важное мнение, это когда большой художник называет тебя «свой человек!» В это умещаются все дипломы, награды, звания… Ну, есть у меня «Грамота губернатора Свердловской области» за вклад куда-то там, валяется где-то. Лучше бы конверт с деньгами дали вместо этой бумажки. Нет, деньги чиновники себе оставят, а художнику грамоту дадут.

– Для фоторабот ты выбираешь странные места и ракурсы Екатеринбурга, снимки получаются очень выразительные, по каждому можно рассказ написать с завязкой, кульминацией и развязкой, но грустные. Специально отыскиваешь треш или, случайно наткнувшись, не можешь пройти мимо? Что так задевает тебя в екатеринбургских задворках?

– Я люблю ходить по городу, находить интересные ракурсы. У меня отличная техника, куча объективов, недавно купил себе на день рождения отличный маленький фотоаппарат, который можно в карман положить. Хожу-брожу, снимаю… В старых зданиях, в их архитектуре есть такая особенность: они еще на стадии строительства красивы, и когда в них уже живут люди – они тоже очень красивы, и в то же время они красивы, когда их покидают люди и они начинают разрушаться. Такое свойство у старой традиционной архитектуры. А современное строительство, это «стекло-бетон-железо», оно ужасно выглядит, и когда начинает строиться, и – за редким исключением – выглядит страшно, когда построено, а когда разрушается, вообще скелет жуткий стоит. Нет, я умею снимать гламурную тусовку, сам в нее вхож, но она мне не интересна. Мне интересны подробности настоящей, подлинной жизни на задворках: калитки, трубы, белье на веревке, ржавая колонка – в них судьбы людей, их истории.

– У тебя истории не только в фотокарточках. И в каждой живописной картине, даже в натюрмортах так много содержания, что по ней хочется написать рассказ! Полагаю, не очень много поклонников у такого рода искусства?

– Большинство моих работ покупают коллекционеры, потому что они не для интерьера. Повесить такую картину в комнате или в офисе с точки зрения современных архитектуры и дизайна будет, как говорится, ни к селу, ни к городу. Хотя однажды, лет десять назад, ко мне обратился очень богатый торговец бензином. Говорит: «Хочу купить несколько ваших работ» – и перечисляет картинки, которые я красил для себя. То есть я понимал, что их никто не купит, что они только для выставок и для себя, поэтому продавать совершенно не собирался. И вдруг этот человек тычет пальцем в эти работы, их было штук шесть-семь, и говорит, что хочет их купить. А я как раз был совершенно без денег, согласился, назвал сумму. Ну, поторговались немного, я скинул цену, а он дал денег на оформление. Потом я пришел к нему в офис за расчетом, смотрю, а все мои картинки там висят. Это было так неожиданно. И всего один раз.

– Ты никогда не вступал ни в какие творческие союзы, не примыкал к творческим объединениям, почему?

– А зачем? Что я буду от этого лучше рисовать, что ли? Это раньше, когда трудовой стаж шел и госзаказы поступали, важно было стать каким-нибудь членом. А после перестройки, когда отменили статью за тунеядство, смысла в разных членствах не стало, и сейчас я его не вижу. А потом мне позвонили из Театра эстрады и предложили должность заведующего художественно-постановочной частью, а затем ввели должность главного художника, и я до сих пор ее занимаю. Так сказать, совмещаю официальную работу и работу свободного художника и не чувствую необходимости куда-то вступать.

– Судьба живописца трудна, жизненный путь тернист, не возникает желания все бросить?

– Иногда появляется мысль, что лучше быть сантехником. Как хорошо было бы: починил кран, пришел домой, жене деньги отдал, и живи спокойно дальше!.. Я ведь могу красить картины под малых голландцев, выписывать пейзажики, человечков, но это же… Это уже не я буду. Мои коллеги, которые пошли по такому пути, мне потом говорили: я правильно сделал, что не стал себя ломать. Но не зарекаюсь, жизнь может повернуться другой стороной и придется согнуться ради заработка. У меня все-таки не самое плохое положение. Есть работа, зарплата. Свободные художники сейчас только те могут заработать живописью, кто пишет парадные портреты на заказ. Швондеров каких-нибудь рисуют. Или набирают студии обучения рисунку и живописи детей, взрослых. Не покупают сейчас картины ни за какие деньги, нет рынка. Я выставляю работы на продажу, но если что-то и покупают, то наброски за две-пять тысяч. У тех, кому мои работы нравятся, нет денег. А богатые… Богатые часто просят подарить. Мне тут один миллионер как-то позвонил, подари, говорит, все равно никто не купит! Ф-ф-ф… С какой бы стати я стал ему такие подарки делать?

– Я всяким бываю. Могу и разгневаться. Но в основном, если судить по отзывам коллег, я человек добрый, хотя не компанейский балагур. Откровенный, ничего не скрываю и, как мне кажется, честный в своих работах.

– В Театре эстрады, где ты работаешь, ощущается влияние современных тенденций? Работая над спектаклем, ты можешь, скажем, допустить обнаженку в костюме, то есть, отсутствие костюма, или чернуху в декорациях?

– Нет, у нас чернухи и порнухи нет. Самый авангардный у нас Николай Коляда. Я с ним работал, но и у него чернухи нет. Мы вместе делали спектакль по его пьесе «Носферату», Коляда возил спектакль по стране и за рубежом, получал разные призы. В том числе и за мои костюмы и сценографию. Но меня на вручения не приглашали почему?то.

– Коляду в Эчхну возьмешь?

– Да. Ему там самое место.

– По картинам дореволюционных и советских художников можно изучать историю страны, быт разных социальных групп... Скажем, суриковская «Боярыня Морозова» – эпохальное событие: и сюжет, и сама картина! Дейнека так писал свои производственные полотна – можно до деталей изучать профессиональные тонкости сталеваров, монтажников… Как ты думаешь, почему сейчас нет художников, которые отражали бы современность? Представляешь масштабное жанровое полотно: «Отжатие братками бизнеса у частного предпринимателя» или «Участие ОМОНа в рейдерском захвате завода»? Нет ничего подобного! И у тебя тоже все больше фантазийные сюжеты. В них есть эмоция, энергия души человека, но нет внешних обстоятельств события. Можно их додумать, конечно, но это не будет исторической правдой. Почему?

– М-да. Насмешила. Не знаю почему. Наверное, все дело в отсутствии заказов на такие работы. Если бы заказы были, то нашлись бы и хорошие исполнители. Писали бы современные города с небоскребами, офисы, братков и депутатов на заседаниях.

– Ты стал бы такие заказы исполнять?

– М-м-м-м… Скорее всего, нет. Хотя… Жрать захочешь, что угодно накрасишь.

– Есть такое мнение, что художнику трудно найти свою музу. У тебя тоже не сразу личная жизнь сложилась. Как сейчас, есть рядом с тобой верная берегиня, или ты снова в поиске? Вообще, как ты считаешь, спокойная семейная жизнь и творчество совместны?

– Когда меня спрашивают, есть ли у меня муза, я всегда отвечаю, что муза – это когда мне не мешают. Идеальная жена та, которая не лезет под кожу и не отвлекает от занятия искусством. Заниматься искусством – значит быть эгоистом. Мир творчества и мир быта – это два разных мира. Женщинам нужно внимание и деньги. Было бы у меня сейчас больше денег, нашлась бы и берегиня. Но история моей личной жизни показала, что женщины, с которыми я за свои шестьдесят лет встречался, женился, имел общих детей, рано или поздно уходили, но потом… Первая жена, моя ровесница, с которой мы сошлись и развелись еще в институте, она как-то сказала за себя, но как бы и за всех следующих моих жен: «Игореха, какая же я была дура, что ушла от тебя!» Женщины, когда уходят к другому мужику, они потом ведь сравнивают новую жизнь с прошлой, и, если в прошлом не было алкогольного или криминального ужаса, они всегда сожалеют и хотят вернуться. Мои прежние жены тоже все хотели вернуть наши отношения, но… Я на это не соглашался и не соглашусь никогда. Сам не изменяю ни женщине, ни искусству и другим измен не прощаю.

– По-твоему, что главное в отношениях между мужчиной и женщиной?

– Умение разговаривать. Не выяснять отношения, а слышать друг друга. У меня родня на Кавказе, я там в детстве часто проводил каникулы. Там было принято устраивать большие семейные застолья. Все беседовали спокойно, никогда не ссорились. Не было ни драк, ни разводов. Всегда можно договориться, если общаться без упреков и претензий.